Из слез дистиллированных зрачком гортань
Всем привет!
Искренности пост будет сегодня. Человек такое существо, что привыкает ко всему. За почти сорок лет я привыкла, что у нас толком нет доступной среды, что без посторонней помощи человеку на коляске особо никуда не зайти. Везде ступени, ступени, ступени… И нет разницы две их или десять. Путь закрыт. И я не жалуюсь. Человек приспосабливается. Мне не нужно идти во внутрь, мне достаточно пройти рядом.
До начала путешествий, у меня были только книги. И мозг сам придумывал, как выглядит какое-то значимое для меня место. Например, шёпотом проговаривая строки:
Меж Пестеля и Маяковской
стоит шестиэтажный дом.
Когда-то юный Мережковский
и Гиппиус прожили в нем
Как только появилась возможность, я отправилась к этому дому.
Дом Мурузи на Литейном проспекте, 24 фото автора
К дому, где:
два года этого столетья.
Теперь на третьем этаже
живет герой, и время вертит
свой циферблат в его душе.
Только не живёт, а жил “ахматовская сирота” – Иосиф Бродский.
фото автора
Для меня поэт – это музыкант. Наверное, скрипач. Его слова – смычок, а струны – моя душа. Слова Бродского откликаются во мне. Как гимн, как марш, немного с истерикой. Как ливень с первыми неловкими каплями.
Из слез, дистиллированных зрачком,
гортань мне омывающих, наружу
не пущенных и там, под мозжечком,
образовавших ледяную лужу,..
А потом стена и ты сжимаешь в комочек. Как будто взлетаешь на эмоциональных качелях и проживаешь с ним:
… и мне, как псу, не оторвать глаза
от перекрестка, где многоголосо
остервенело лают тормоза,
когда в толпу сбиваются колеса
троллейбусов, когда на красный свет
бежит твой призрак, страх перед которым
присущ скорее глохнущим моторам,
чем шоферам. И если это бред,
ночной мой бред, тогда – сожми виски…
На пике замираешь на секунду. И вот, как любой дождь, когда стихает, затихаешь и ты. Говорить не хватает сил. Просто пусто.
приюта ищет в меркнущем уме
на ощупь, как случайный обитатель
чужой квартиры пальцами во тьме
по стенам шарит в страхе выключатель.
И ты думаешь: ” Ну, как он это делает? Как ты можешь слышать скрежет трамвая на Литейном, если ты там не была?”
Ответ дал сам Иосиф Александрович на своём же суде. Когда “неравнодушная” общественность решала поэт ли он.
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно) от Бога… (Википедия)
В ночь c 27 на 28 января 1996 года сердце Бродского остановилось. Остановилось бессовестно рано. И даже не в апреле и далеко от Васильевского… Тогда в далеком 1962 он не знал, что простой ленинградский юноша, с образованием в семь классов, скоро покинет родину. Станет преподавателем в университете, получит нобелевскую премию. А пока в свои 22 года он пишет:
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
— До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
— словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
Спасибо, Иосиф Александрович! Люблю и помню…
Источник